Территориальное устройство ФРГ

Конечно, книга Гумбрехта «В 1926 году» не исчерпывается пересказом Хайдеггера. Автор своим блестящим монтажом создает текстуальные и мыслительные картины, которые демонстрируют ритмы и коды, а также их «коллапс» между полярными «противоположными терминами» (понятие Райнхарта Козеллека), например между такими, как индивидуализм и коллективизм, центр и периферия, а также молчание и шум.

Эти разделы книги одинаково насыщенны и филигранны. В них удалось достичь такой меры наглядности а подчас и ощутимости (как в разделе о молчании и шуме) — которой обычно не достигают научные тексты . Повседневность опознается здесь как отклик чувственных переживаний. Чем более речь идет о восприятии исторических мгновений (в средствах массовой информации той эпохи), тем «материальней» передает автор калейдоскоп моментов: это и есть способ представления, который в состоянии показать материальность!

Размывание наблюдений, как и интерпретационных концептов, требует многообразия форм при изложении. В защиту «эффекта эха» (понятие Джоан Скотт) следует сказать: голоса и звуки могут доходить до нас не в определенной временной последовательности и не из однозначно определенных источников. Намного чаще они доносятся с самых разных сторон. Контур прошедшего образуется в «эхолоте» собственных, направленных на прошлое, запросов . Эта одновременность голосов или их следов и свидетельств требует текстов, которые при всем их порядке слов и предложений допускают нелинейное прочтение.

Характеристика ЭГП ФРГ

Термин «политика» традиционно относят к сфере деятельности, связанной с формулированием, достижением и обеспечением организационной поддержки коллективных интересов. События и их проявления, как правило, рассматриваются в качестве политических, если они укрепляют превалирующие модели экономической или государственной власти либо бросают им вызов. Формы же проявлений, которые не удовлетворяют этим критериям, обычно обозначаются как «частные».

Если рассматривать политическую историю германского рабочего класса времен имперского рейха, то наличие вышеуказанной отличительной особенности предполагает, что историки должны сосредоточить свое внимание в первую очередь на деятельности социал- демократов и социалистических профсоюзов. Усилия этих организаций, направленные на то, чтобы критиковать, трансформировать и, более того, реформировать германский «полуабсолютизм» и классовую систему рейха, обычно считаются единственными существенными попытками деятельности масс наемных рабочих в политической сфере.

Отстаивание же своих интересов теми неорганизованными» работниками, кто никогда не состоял в профсоюзе или социал-демократической партии (СПГ), или же, преследуя по существу схожие цели, не вступал в ассоциацию рабочих-католиков, или выбывал из состава всех этих организаций, и их выступления за свои права обычно квалифицируются как «предполитические», а то и «неполитические».

Такой же подход считается правильным для анализа форм политической деятельности и ритуалов. Термин «политический» обычно относят к практикам, легитимациям или презентациям, осуществляемым государством или политическими партиями. Conditio sine qua поп (непременным условием) подобного типа политического проявления является использование бросающихся в глаза символов (таких, например, как красный флаг) и лозунгов на партийных форумах. Последние обычно формулировались лидерами партии или профсоюзными функционерами. П^и этом исследование политической риторики по-прежнему ограничивается доказательствами, содержащимися в парламентских дебатах или в газетах.

Работа на тему экономика Германии

Ясно, что у граждан имелась возможность попросту проигнорировать или обойти некоторые формальные политические установления и обложения (например, налоги и тарифы, предписания полиции и предупреждения). Но можно было ожидать, что люди вынуждены будут все же следовать повторяющимся и усовершенствованным требованиям государственных официальных лиц.

Во всяком случае, в XIX в. существенно возросли возможности государственных учреждений (таких, как полиция или агентства социального обеспечения) для вмешательства в частную жизнь. Чтобы понять политические аспекты частной жизни — и своенравия людей (Eigensinn), — мы должны обратиться к рассмотрению всех этих вопросов.

Для начала давайте изучим комплексные, гетерогенные паттерны формальных организаций немецких рабочих, обратив особое внимание на вполне определенную группу: токарей и работников других специальностей машиностроительной промышленности. Рассмотрев примеры этих организаций, мы сможем лучше интерпретировать многочисленные значения Eigensinn.

Министр экономики ФРГ

Уверенность в собственных силах достигалась и другими способами. Так, большинству заводских рабочих Германии конца XIX в. были свойственны «поиск развлечений» или грубые игры, а также наплевательское отношение (по крайней мере, в течение некоторого времени) к ожиданиям мастеров и коллег-рабочих. Во всех подобных случаях стремление найти политическое содержание в, казалось бы, частных действиях и проявлениях требует, чтобы мы пришли к осознанию сложных связей между сферами производства, воспроизводства и потребления в жизни рабочего класса. Вместе с тем, однако, мыдолжны признать, что проявления своенравного упрямства, обычно известного как Eigensinn, не могут упразднить сферу организованной формальной политики.

Государство и право Германии

Что касается практик, связанных с этим жизненным опытом, а также ожиданий рабочих, то вышеприведенные данные ведут нас по двум следующим направлениям.
Во-первых, в долгосрочной перспективе социалистические организации значительно опережали другие профсоюзные и рабочие организации. Кооперативные или «желтые» объединения (Werkvereine) оставались на периферии борьбы трудящихся.

За исключением некоторых регионов Германии, то же самое происходило и с католическими организациями. Даже в период с 1911 по 1913 г. на пике своего процветания  христианские союзы численностью в 350 тыс. чел. оставались далеко позади 2,5-миллионных социалистических профсоюзов. В то время, как мы уже отмечали, социалистическим профсоюзам относительно лучше удавалось привлекать в свои ряды новых членов, чем СПГ.

Успех сопутствовал и разнообразным непартийным организациям трудящихся социалистической ориентации, начиная с потребительских кооперативов (Konsumvereine), которые пытались помочь рабочим наладить повседневную жизнь, и кончая различными клубами, предлагавшими пролетариям новые формы проведения свободного времени и освоения пространства (например, ассоциация любителей велосипедного спорта Radfahrer- Bund) .

Германия федеративное государство

При этом повседневность не ограничивается многими. История повседневности постепенно включает в исследование также и тех, кто стоял на руководящих постах в обществе, политике или экономике, а также их слуг и «посредников»: членов функциональных элит, бюргерского или даже дворянского слоя. Реконструкция круга знакомств, профиля горизонтов внимания ,или индивидуальных чувств может оказаться содержательной не только при изучении поведения молодого Бисмарка или Вильгельма II.

Концентрация истории повседневности на исторических акторах не предполагает акцента на выдающихся деятелях. Новейшие исследования повседневных практик при национал-социализме показали, что подавляющее большинство из массы многих, т.е. рядовых немцев не оказывало героического сопротивления режиму. Исследования, посвященные методам ведения войны, а также преступлениям вермахта, СС и полицейских подразделений во время грабительских войн, начатых нацистами в 1939 г., показывают, насколько активно и охотно соучаствовали в преступлениях эти самые якобы безымянные акторы.

Сходную картину дает изучение страсти простых мужчин и женщин к доносительству на тех, кого после 1933 г. полагалось считать «евреями» или «врагами народа». Трудности и радости повседневной борьбы за выживание почти всегда перекрывали у исторических акторов нормы солидарности и человечности — с их точки зрения, «по уважительным причинам»

Развитие бизнеса в ФРГ

В ходе практического освоения зависимые лица превращаются в действующих лиц в акторов, которые демонстрируют многогранный, редко однозначный профиль поведения и эмоций. Они часто следуют распоряжениям, правилам и течениям, они «поступают, как остальные». Временами они не поддаются этому и уходят в сторону, проявляют своеволие, могут быть по отношению даже к близким людям — как любящими, так и жестокими.

Время от времени кто-то один противоречит, а кто-то другой сопротивляется правилам обхождения в частной жизни или требованиям и побуждениям в общественной сфере. Различные виды маятниковых колебаний можно также распознать и в плане эмоций. Возьмем, например, хладнокровие, требуемое при обращении с нарывающимися на ссору коллегами или родственниками, а также при работе с техническим оборудованием.

Хладнокровное поведение может чередоваться с моментами, когда человек выходит из себя, он в ярости из-за глупого и наглого начальника, бессильно злится или боится смертельной болезни, радуется по поводу «маленькой» или «большой» удачи скажем, если удостоился страстно желанного внимания авторитетного человека. Борьба за осуществление собственных интересов обретает интенсивность благодаря отклику именно этих эмоций, которые ощущаются как симпатия или антипатия, надежда или страх, гордость или стыд.

Развитие туризма в Германии

Вопрос о видах и способах практического освоения жизни изменяет представление о данностях, о так называемых условиях поступков людей. Так, человеку вроде бы заданы ландшафт (в свою очередь, рукотворный), семейные отношения, смерть, удача, темпоральность и временной порядок другими словами, «мир».

Но вместе с тем каждый человек осваивает этот мир на свой собственный манер, т. е. воспринимает, чувствует и при этом моделирует и продуцирует его заново. Мишель де Серто показал в своем замечательном исследовании-миниатюре, что действия людей, кажущиеся заученными, как, например, ходьба,  производятся всякий раз по-новому, и вариации здесь неисчерпаемы. Даже самые тривиальные операции и кажущиеся рутиной действия человека всегда суть нечто большее, нежели чисто механическое воспроизводство или полный автоматизм, будь то на рабочем месте, при разговоре, при направленной на конкретный результат работе или бесцельной игре.

Даже копирование текста или выполнение команды требует собственного участия человека, т. е. основывается на интерпретирующем освоении. Освоение означает примирение с «предзаданным», которое в то же время при этом изменяется и становится «собственным».

Развитие германской науки

В концепции освоения основное внимание уделяется чувственно -практической стороне обращения человека с самим собой и другими. «Осваивать жизнь» означает, например, изо дня в день отправляться в шумный и жаркий цех завода или в жаркую кухню у себя дома, постоянно иметь дело со своим собственным телом, равно как и с телами коллег и начальников, с присутствием соседей или детей, а также с материальными свойствами предметов и веществ, используемых в работе.

Сюда же относится и «творческое» (или рутинное) обхождение с нормативными предписаниями (например, касательно рабочего времени), с рабочими заданиями и с чиновниками, а также с личными, семейными или общественными ожиданиями относительно маскулинности или фемининности и далее — обхождение человека с войной и с миром, с организованным или «хаотичным» пространством.

Освоение жизни влечет за собой последствия, производит эффекты. Например, освоение нормативов времени и производительности труда рабочего на заводе породило разные виды контроля за ним, в том числе самоконтроля: от непрерывного наблюдения за работающими до стимулирования их труда посредством премии и зарплаты, которые превращают или должны превращать корыстные интересы и гордость за произведенную продукцию в рычаг приспособления рабочего к нуждам хозяина .

Состояние экономики ФРГ

Надлежит выяснить, какие способы восприятия и формы активности позволяют схватывать мир и символически его интерпретировать, чувственно-материально ощущать и организовывать, а также преобразовывать. Этот пункт можно развивать в нескольких направлениях:

А) Практика. Социальная и культурная практика предполагает многообразие и противоречивость феноменов. Здесь речь идет не об одной всеобъемлющей системе и ее непротиворечивости, а, скорее, о хрупких «сетях» практик. Здесь не признаются ни заданные априори движущие силы, ни институции или государство, ни идеи или «великие личности», ни социальный слой или класс, ни другие якобы фундаментальные «структуры».

В сравнении с ними более «жесткими» ориентирами оказываются разница между полами и сексуальность, а также разница между поколениями. Индивидуальные биографические модели и жизненные ритмы обнаруживают собственную материальность в такой же мере, как и длительные ритмы например, семейные отношения.

Практика есть результат этой материальности и сама, в свою очередь, ее создает. Она оперирует закономерностями, которые не «даны», а постоянно (ре)продуцируются и варьируются в поведении и самовыражении людей. Говоря иначе, дискурсы и символические формы ограничивают, но одновременно с этим и открывают возможности для новой интерпретации и изменений, если не для коренной перестройки собственной и чужой практики .

Б) Освоение. «Освоить» значит усвоить, сделать что-то своим в материальном смысле. Те условия и взаимосвязи, побуждения и принуждения, что действуют для групп и для каждого индивида в отдельности, воспринимаются реальными («предметными») людьми; они действуют «конкретно-чувственно» по отношению к «природе», к обществу и к «творениям людей» . К- Маркс недвусмысленно дополнил эти рассуждения таким замечанием: люди не «пользуются» теми или иными отношениями и не «шйеют» их, а усваивают их «для себя»

Культура ФРГ

Конечно, в свое время понятие «культура» в широком смысле имело важнейшее значение для возникновения истории повседневности. Здесь важную роль сыграло влияние англо-американской, и не в последнюю очередь англомарксистской, историографии. Развитие подобных исследований многим обязано деятельности Центра исследования общества и культуры (Center for Cultural Studies in Society) в г. Бирмингеме (Великобритания).

Однако «cultural studies» представляют понимание культуры, отличное от того, что несет в себе немецкий термин «Kultur»: он был и остается связанным с представлениями о «высокой» культуре и отсылает к практикам и институтам, предполагающим куда более ограниченный набор индивидуальных и коллективных видов деятельности. Другими словами, когда используется термин «культурная история» (Kulturgeschichte) или «новая культурная история» (neue Kulturgeschichte), то при этом всегда явно или неявно подразумевается, что сам этот термин требует максимально открытого понимания.

И все же понятие «Kultur» имеет специфическое тяготение к области «высокой» культуры. Оно, таким образом, не расширяет, а ограничивает поле исследования, поскольку отсылает к определенной норме, заставляющей исследователя концентрировать внимание на практиках, представляющихся элементами «высокой» культуры, и оставлять без внимания те, которые как будто к ней не принадлежат.

Практика: исторические акторы, силовые поля, практики освоения и уклонения
Слово «практика» означает такое поведение, посредством которого люди осваиваются с условиями своей жизни (выживания).

Германская молодёжная политика

Необходима еще одна оговорка: название «история повседневности» соединяет в себе различные вещи. Главное внимание приходится на долю опыта исторических «акторов», в то время как их практики то и дело отступают на задний план . Повседневность, однако, не знает границ. Все формы человеческой деятельности заслуживают изучения: восприятие так же, как и переживания; размышления в той же степени, как и самовыражение; целенаправленные и бесцельные «действия», осуществляемые в рабочие и в выходные дни, днем и ночью.

Похоже, историю повседневности приемлют довольно своеобразным способом: в прагматическом отношении ее достижения воспринимаются, но в концептуальном отношении она окружена молчанием. Это проявляется особенно в спорах по поводу концепций и теорий. Для тех подходов, с точки зрения которых историческая динамика не является преимущественно функцией «объективных» структур, процессов или констелляций институтов, «старым/новым» фирменным знаком является название «культурная история» .

Немецкоязычные теоретические работы следуют заданному тону: изучение повседневности, гласят они, уже выполнило свою роль, «растворилось» в том, «что сегодня обсуждается как культурная история» . При этом оставлен без внимания факт, что безграничность и неотменимость повседневности требуют так расставлять акценты, чтобы подчеркнуть неприметные, вещественные стороны жизни, а также многообразие и многоуровневость повседневных практик.

Таможенная политика Германии

История повседневности сегодня: обретение устойчивой позиции?
Ныне полемика ушла в прошлое, спор 1980-х гг. завершен. Теперь история повседневности заняла прочное место как в национальных, так и в интернациональных исторических исследованиях, стала темой многочисленных популярных изложений, книг и фильмов .

«Истории повседневностей», прежде всего история повседневной жизни многих и так называемых безымянных людей теперь постоянная тема школьных уроков, центральные рубрики журналов, электронных рассылок и дискуссий; ее представляют книжные серии, ее включают в выставочные экспозиции.

В Германии проблемы повседневности изучаются преимущественно в работах по истории раннего нового времени и новейшего периода . В США и Скандинавских странах или, например, в Италии исследования по повседневной истории охватывают гораздо более широкий хронологический, региональный и тематический спектр.

Не исключено, что в немецком случае это говорит пусть и не об «особом пути» (Sonderweg), но все же о своеобразной направленности общественного интереса, который специфически сформировался под влиянием военных кампаний и пережитых в то время несчастий. В этом смысле XVII век с его Тридцатилетней войной выступает в паре с XX веком, который ЭрикХобсбаум назвал «эпохой крайностей»

Развитие аудита в Германии

Не только внешняя сила или «нацисты» превращали простых обывателей в «евреев»: очень часто этому способствовала активность соседей, чье ярое стремление клеймить «врагов», издеваться над ними, или аплодировать, когда издеваются другие, или, как минимум, — не вмешиваться определенно имело под собой различные основания.

Надежды на всеобщее избавление, а также хабитус слепой покорности и готовности сделать даже больше, чем требуют власти, на практике могли соединяться с циркулировавшими в обществе различными элементами расистских идеологий. Предпосылкой подобного соединения были, однако, действовавшие в повседневной практике обязанности (порой взятые на себя добровольно) — например, обязанность работать «качественно» или «достойно». Мерилом этого качества служили эффективность и ее эстетика, а не цель работы. Такие ориентиры повседневной культуры германского общества при национал-социализме создавали возможность трактовать государственный террор, войну на уничтожение и геноцид как разновидность «качественной» работы.


Политическим проектом история повседневности являлась и в другом смысле: она планировала изменить контуры всей исторической дисциплины Германии. Новым взглядам и точкам зрения должен был быть открыт доступ в экзаменационные программы и учебные планы университетов, в журналы, сборники трудов или монографии, а также в процедуры замещения должностей.

Сопротивление со стороны господствующей исторической науки не заставило себя ждать. Тогда в качестве противовеса старой институциональной системе возникла сеть новых [краеведческих] организаций, таких, как локальные исторические исследовательские группы (с 1982 г. в течение нескольких лет действовала их общегерманская ассоциация); стали регулярно издаваться местные и общегерманские журналы, выходили и отдельные публикации по истории повседневности. В отношении же занятия университетских должностей новое направление значительных успехов не добилось, и это может привести к тому, что будущность проекта останется неопределенной.

Перспективы развития ФРГ

В Федеративной Республике Германии с конца 1970-х — начала 1980-х гг. история немецкого фашизма, или национал-социализма, а также в некоторой степени и история индустриальных рабочих стали предметом рассмотрения подобной «истории снизу». В рамках этих тематических полей разрабатывались как академические, так и не связанные с институциональной научной деятельностью проекты, которые преодолевали или, как минимум, ставили под вопрос границы дисциплин.

Этот процесс был связан и со сменой перспективы. Например, с конца 1970-х гг. в ходе дискуссий на первый план все более и более отчетливо выходила тема укорененности нацистского режима в повседневной практической жизни германского общества, а не «по- ликратии» аппаратов власти и господства (Мартин Брошат, Ханс Моммзен, Петер Хюттенбергер) и не примата экономики и политики (Курт Госсвайлер, Тимоти Мейсон) .
В центре внимания оказалось поведение многих немцев .

Если вначале доминировало представление о «массах» как о жертвах террора и манипуляций режима, то обращение к «насыщенному описанию» в рамках локальных и региональных контекстов раскрыло гораздо более многогранную картину: на смену черно-белому контрасту пришло разнообразие серых тонов. Стал очевидным прежде всего масштаб приятия фашистского режима населением и, более того, даже готовности, если не радостного согласия, сотрудничать с ним, а также интенсивность явно добровольных доносительства и слежки .

Здесь проявились многогранные формы сопричастности к политике режима и разнообразие таких практик: смотреть, участвовать, «закрывать глаза», держаться в отдалении или получать небольшую выгоду от дискриминации, а также от экспроприации собственности тех, кто заклеймен как «еврей» или «чуждый обществу элемент».

Историческая политика и историографическая критика

Направленность проекта «история повседневности» была и остается двойственной: он связан, с одной стороны, с исторической политикой, а с другой стороны, с критикой теорий, концептов и методов. Под исторической политикой, во-первых, понимается внедрение определенных точек зрения и вопросов, концептов и интерпретативных моделей и, во-вторых, привлечение общественного интереса и институционализация в области научных исследований.

Одним из намерений или, по крайней мере, одним из неизбежных последствий занятий историей повседневности было преодоление игнорирования историками-профессионалами взглядов неспециалистов. История повседневности, с ее акцентом на «историю снизу», направлена против аксиомы о «великих людях» [как главных действующих лицах истории и объектах ее изучения]; в такой же степени она критична по отношению к тезису об анонимных структурах, якобы предопределявших ход истории.

С этим связана тенденция, которую поддерживают далеко не все сторонники истории повседневности, но которая получает все большее значение в долгосрочной исследовательской перспективе, а именно: осознание того факта, что и о собственном, и о чужом прошлом разные рассказчики расскажут не одну, а множество историй; причем у каждого она будет своя, и все они имеют право на существование.

Тем самым прошлое становится истолкованной историей не только в результате его интерпретации профессиональными исследователями; скорее, можно сказать, что эти интерпретации есть выражение оспариваемых (или воспринятых) обществом усилий по производству истории, т. е. выражение тех интерпретаций и самоинтерпретаций, которые существуют в обществе.

Феодальное государтсво Германии

Ответы на все эти и другие важные вопросы остаются по большому счету открытыми, хотя заводская статистика фиксирует заметный рост «негативных проявлений» (прогулов, пьянства, хулиганства, мелких хищений) в рабочей среде в первой половине 1990-х гг. Когда начинаешь всерьез задумываться над указанными выше проблемами новой России, то неожиданно ловишь себя на мысли об актуальности работ А. Людтке, посвященных Германии рубежа XIX—XX вв.

В частности, это относится к его наблюдениям о способах доминирования и роли Eigensinn; о факторах сопротивления и приспособления; о получившем распространение во властных элитах современной России представлении о «массах» как об «объектах», не способных самостоятельно (без формальных рабочих организаций и их функционеров) отстаивать свои интересы.

Подобно тому, как было в Германии более 100 лет назад, сознательная отстраненность рядовых российских тружеников от набившей оскомину современной «большой политики», как и от членства в формальных структурах, создает для власти лишь иллюзию, будто эти люди равнодушны и безмолвствуют. Но работы А. Людтке учат быстрее избавляться от иллюзий, к какой бы стране и к какому бы времени они ни относились.

Большее количество несчастных случаев на производстве, меньшее количество мертвецов профессиональной болезнью

Возможная причина подъема: По отношению к нему в 2009, году Экономического и финансового кризиса рынка, экономика росла в 2010 сильнее, большее количество людей трудились. Более высокие числа аварии нужно приписывать большей работе и вместе с тем более высокий темп работы.
 Большее количество мертвецов несчастными случаями на производстве
В 2010 прибывали больше работников во время работы вокруг жизни чем 2009: В целом 674 человека умирали в прошлом году в результате несчастного случая на производстве. В году перед этим это были 622 человека.

Число подлежащих регистрации аварий к и от работы повысилось в 2010.
В целом 226.554 аварии дорог регистрировались, примерно 25,5 % больше чем 2009 (181.232 случая). 373 человека пострадали в результате несчастного случая смертельно на направлении обработки, 2 меньше чем 2009.
 Большее количество ученических аварий
Ученическое страхование от несчастных случаев регистрировало в 2010 прирост аварий, которые происходили в яслях-садах, школах и учебных заведениях и на дороге туда, от 1 366 086 в 2009 на 1 556 492 (12,3 %). Ученические аварии вместе садятся из 1 307 348 аварий в школе и 124.572 школьных авариях дорог. Число смертельных ученических аварий опускалось в прошлом году вокруг 3 на 56.
Издержки законного ученического страхования от несчастных случаев beli

Начиная с января 2012 минимальную зарплату во временной работе

Для временной работы, торговля кровельных и промышленной очистки применяется с января 2012 новые этажи заработной платы. Соответствующих инструкций, Федеральный кабинет министров принял к сведению.
В то время Есть около 900 тысяч трудящихся. Это было долго боролись за их заработной платы. В настоящее время социальные партнеры представили Федеральное министерство труда предложение об установлении минимальной заработной платы. Предложение основано на "коллективный договор на регулирование минимальных условий работы для временных работников" от 9 Марта 2010 года и тридцатым Апреля 2010 года.

Федеральное Министерство труда выдает соответствующее регулирование. Кабинет принял его к сведению. Если постановление о первых Январь 2012 вступит в силу, применяются к временной занятости следующей минимальной заработной платы:

с 01.01.2012 до 31.10.2012
а) в новых государствах: 7,01 €,
б) в других провинциях: 7,89 €

с 01.11.2012 до 31.10.2013
а) в новых государствах: 7,50 €,
б) в других государствах: 8,19 €.
                                                                                                                                                   
Кровельные минимальной заработной платы, остается в силе

В торговле очистки кровли и здания уже существовала минимальной заработной платы. Здесь же будут сопровождать федеральные министерства труда правилами. Для кровельных торговли и для очистки действующих Правил каждого продлится до конца этого года.

Поэтому новые правила в силу с 1 Январь 2012 г. по 31 Декабря 2013 года.

Новый минимум заработной платы в кровельных торговли:

а) В 2012 году общенациональный неравномерно: € 11.00
б) В 2013 году национально стандартизированы: 11.20 €

В эксплуатации зданий:

а) В 2012 году:
В Западной Германии, включая Берлин: 8,82 € (заработная плата группа 1) и 11,33 € (заработная плата группа 6),
В новых государствах: 7,33 € (заработная плата группа 1) и 8,88 € (заработная плата группа 6).

б) в 2013 году:
В Западной Германии, включая Берлин: 9,00 € (заработная плата группа 1) и 11,33 € (заработная плата группа 6),
В новых государствах: 7,56 € (заработная плата группа 1) и 9,00 € (заработная плата группа 6)

Большее количество домашних врачей на страну

равила лицензирования для врачей будет изменен. Цель состоит в том, чтобы выиграть больше рекрутов для комплексной медицинской помощи.Последовательность выравнивается государственный экзамен для облегчения студентов-медиков.
Федерального правительства привел поправки к правила лицензирования для врачей по пути. Общая практика должна получить медицинское образование в более высокий приоритет.

 Особенно в сельских районах становится нехватка семейных врачей. Не только пожилые люди, но и их врачей.

 В Бранденбурге 23 процентов врачей в возрасте 60 лет и старше. Но в других регионах, в Германии, там не лучше. Необходимо, чтобы вдохновить молодых врачей для GP-существования.

 Итоговый экзамен год без стресса

Предварительного письменного частью медицинского обследования будет выложена прямо перед практическим года. Таким образом, начинающие врачи в течение года, чтобы сосредоточиться на практической клинической и практической деятельности, и в то же время подготовить для письменных экзаменов.

 Кроме того, практическая год не может быть завершена в клинической больнице университета домой. Это должно быть возможным в будущем любую подходящую больницу. Больницы могут связываться с их потомство уже дома.

 Дополнительные исследования в общей медицине

 Чтобы получить больше врачей на более поздний урегулирования, как семейных врачей, врачей общей практики, чтобы отправить в медицинское образование является более важным. Эти университеты обязаны первых десяти процентов студентов для их практического году предложить курс общей медицины. После переходного периода, это соотношение должно быть увеличено до двадцати процентов.

 Чтобы примирить семьи и лучше учиться, студенты могут проводить практические года неполный рабочий день.

Большая прозрачность и гибкость в акционерном праве

едеральное правительство одобрило проект закона о внесении изменений в Закон о

компаниях, так называемые корпоративные поправки закон, принятый в 2012 году.
Это селективное развитие права корпорации.

новый

Проект содержит разъяснения, редакционные исправления и улучшения, которые важны для практики.

Это касается по существу следующее:


    Прозрачность структуры собственности в не зарегистрированных на бирже компаний будет увеличена. С этой целью условий приемлемости акций на предъявителя должны быть регламентированы.

     Он также создает возможность привилегированные акции, не тратя дополнительные выплаты предпочтения.

     Также известен как «обратный конвертируемые облигации" могут быть выпущены в будущем.

    Целью также является несправедливым акционером иска сложнее.

Устройство Германии

Действительно, в постсоветской историографии широкое распространение получила практика, когда под сопротивление сталинизму как политической системе подводились не только любые формы неповиновения или критики гражданами отдельных фактов и сторон жизни (в том числе и инициированные самой властью в рамках «чисток», компаний критики и самокритики), но и нарушение законов, и даже девиантное поведение (например, в качестве «борцов со сталинским режимом» квалифицировались не только колхозники, в условиях голода обрезавшие на полях колоски зерновых культур, но и уголовники, проститутки, алкоголики и пр.).

В результате советское общество оказывалось чуть ли не «обществом сопротивляющегося большинства» либо четко делилось на два лагеря: «сопротивляющихся жертв» и «лояльных режиму палачей».
На наш взгляд, опыт изучения германского национал-социализма путем реконструкции повседневных социальных практик оказывается как нельзя более актуальным для анализа советского прошлого. Неудивительно, что и работы отечественных ученых, написанные в данном ключе, демонстрируют куда более сложную и противоречивую картину действительности .

Как видно из исследований историков повседневности и публикаций документов личного происхождения , критика отдельных недостатков, жалобы на несправедливость или столкновение с конкретным администратором (представителем власти), отраженные в источниках, отнюдь не означали, что данный человек может быть причислен к борцам против основ фашистского или сталинского режимов. Напротив, зачастую именно неравнодушные критики недостатков выступали в качестве наиболее активных и искренних сторонников существующей власти. Все эти наблюдения подтверждают выводы А. Людтке относительно «полиморфной синхронности» процессов, важности тщательной контекстной проработки материала, а также значимости разработки «истории повседневности» в целом.

Федеративное устройство ФРГ

Представленные в настоящем сборнике наблюдения А. Людтке относительно сложных взаимоотношений общества и власти, в частности о существовании широкого спектра общественных настроений (от активной поддержки до сопротивления режиму), охарактеризованных им на примере истории германского фашизма, имеют важное значение и для исследования отечественной истории XX в.

Прежде всего для истории сталинизма — темы, вот уже не одно десятилетие остающейся в центре научных и общественных дискуссий в России. Недавно и сам А. Людтке принял участие в компаративистском международном проекте, написав совместно с Шейлой Фицпатрик обширный раздел для изданной в 2009 г. книги «За рамками тоталитаризма: сталинизм и нацизм в сопоставлении». Название же раздела Людтке и Фицпатрик можно перевести на русский язык примерно так: «Направляя усилия на повседневность: о разрыве и создании социальных связей при нацизме и сталинизме».

При разговоре о пользе компаративистского ракурса применительно к изучению фашизма и сталинизма (как, впрочем, и всей советской истории в целом) можно обратить внимание еще на одну важную сторону вопроса: о распространенности, многообразии и сосуществовании в реальной жизни разных форм сопротивления режимам и их социальной поддержки. На это обстоятельство недавно обратила внимание Е. А. Осокина, выступившая с докладом «О социальном иммунитете, или критический взгляд на концепцию пассивного (повседневного) сопротивления» на международной конференции «История сталинизма: итоги и проблемы изучения», состоявшейся в Москве в декабре 2008 г.

Она предложила посмотреть на факты повседневного неповиновения как на явление, чаще всего характеризующее вынужденную сопротивляемость людей (проявление своего рода социального иммунитета). По ее мнению, историография сопротивления сталинскому режиму «до недавнего времени во многом повторяла этапы развития более "маститой" историографии сопротивления в гитлеровской Германии».

Гражданское право ФРГ

Серьезной проблемой, препятствующей развитию Alltagsgeschichte, является то, что с источниковедческой точки зрения многие из указанных выше «нетрадиционных» источников изучены крайне слабо, если изучены вообще. Правда, в последнее время в отечественной историографии появились новаторские источниковедческие исследования, предлагающие конкретные шаги по переосмыслению прежнего скептического отношения к документам личного происхождения, а также обращающие внимание на важность разработки вопросов источниковедческого синтеза .

Если первоначально центральной темой и своеобразным импульсом для Alltagsgeschichte было изучение истории германского фашизма, то в настоящее время это направление переросло национальные границы и успешно развивается в различных странах и континентах, в самых разных проблемных и временных полях. Тем не менее (и это подтверждает практика) по объективным причинам наибольшие перспективы и результаты этот подход сулит именно исследователям новейшего времени, поскольку лучше сохранились разнообразные источники (в том числе аудиовизуальные и личного происхождения) и имеется возможность привлечь материалы «устной истории».

Совершенно особое и, на наш взгляд, пока что в должной мере недооцененное значение имеет опыт Alltagsgeschichte для специалистов по новейшей истории России. Помимо оригинальной методологии, это обусловлено принципиальным сходством наиболее важных и актуальных историографических проблем, а также близостью исторических судеб наших стран и народов.

Речь идет о таких важнейших темах, как история диктатур и «тоталитарных обществ» XX в.; история революционных и протестных движений; история модернизации и индустриализации; история труда и рабочего класса; наконец, история мировых войн XX в., в которых немцы и русские сражались по разные стороны баррикад.

Инвестиционная политика Германии

Кроме того, комплектование отечественных архивов продолжается преимущественно на базе учреждений- фондообразователей, но не людей.
На какие же новые материалы опирается «история повседневности» и какие источники использует сам Альф Людтке в своих работах, в том числе опубликованных в данном сборнике? В центре внимания оказываются материалы личного происхождения или эго-документы (мемуары, воспоминания, дневники, частная переписка), а также «письма во власть», жалобы и доносы; заметки на полях книг, рабочие тетради и альбомы, записи хозяек о расходах семейного бюджета и пр.

Для истории ГДР, как и для советской истории, это могут быть материалы перлюстраций, сводок и иных «низовых» информационных материалов спецслужб об общественных настроениях . Не менее важное значение отводится интервью, опросам и иным материалам «устной истории». Третья категория  аудиовизуальные источники (рисунки, картины, фильмы, фотографии, скульптуры, рабочие чертежи, фонозаписи речей и пр.), многие из которых помимо непосредственной информации несут в себе значимый символический подтекст, понятный для современников. Кроме того, Людтке предлагает историкам смелее привлекать вещественные памятники, предметы быта и труда.

Например, он ратует за развитие «археологии фабричных помещений», помогающей реконструировать производственную повседневность. В целом А. Людтке сторонник комплексного, как он выражается, «транстекстуального» подхода к источникам, при котором устные, письменные и зрительные формы восприятия информации сосуществуют и воздействуют на человека параллельно.

Развитие капитализма в Германии

Именно в малых социумах естественным образом происходит «пересечение» дискурсов власти и подчинения, находят свое конкретное преломление и отражение господствующие политические, экономические, этнонациональные и иные тенденции. Но, кроме того, здесь есть место личным симпатиям и антипатиям, профессионализму и некомпетентности, компанейщине, мужскому шовинизму и женской солидарности, неформальным отношениям и эмоциям, которые как это и бывает в реальности тоже выступают в качестве значимых исторических факторов.

В таком контексте представленная в данном сборнике А. Людтке программа «истории повседневности» видится уже не как «история быта, нравов и личной жизни» (хотя, конечно, в любом социуме и эти моменты немаловажны), но значительно шире — как концепция изучения прошлого через историю повседневных социальных практик в любых сферах и на всех «этажах» жизни общества.

Но возникает закономерный вопрос: где взять адекватные источники? Здесь мы переходим ко второй особенности Alltagsgeschichte. Ее претензии на то, чтобы перевернуть саму логику исторического построения, требуют и иного подхода к источниковой базе исследования. Речь идет как о просеивании под иным ракурсом информации из уже известных «традиционных» источников, так и о более широком привлечении «внеинституциональных» (не делопроизводственных) документов, которые ранее академическая наука либо просто игнорировала, либо считала «второстепенными».

Но, оказывается, именно они позволяют дополнить властный дискурс человеческим, чувственно-эмоциональным восприятием, показав историю «снизу», глазами «маленького человека». Сказанное в полной мере относится и к современной российской историографии, в которой сохранился перекос в сторону трактовки прошлого как истории власти и «великих правителей».

Социальное устройство Германии

Однако традиционная история «сверху» не опускается до таких «мелочей», тяготея лишь к констатации «внешних» и общих проявлений исторических процессов, но не к объяснению их многосложной и полифоничной сути. Людтке не просто настаивает на отказе от одномерного восприятия событий и явлений. Своими работами он призывает «не спрямлять углы», а обращать внимание на многовекторность реального исторического процесса.

По его мнению, отследить эти крайне сложные и порою разнонаправленные факторы (или векторы) взаимного влияния в рамках связки «человек — общество — власть» возможно только через реконструкцию повседневных практик. Для этого лучше всего брать конкретные микрообъекты, которыми могут быть небольшие трудовые коллективы рабочие бригады, рыболовецкие артели, воинские подразделения. Но, по логике, также и повседневная жизнь в иных социумах.

Например, в коллективе студенческой группы, театральной труппы или музыкального оркестра; среди сотрудников лаборатории в НИИ, коллектива магазина  или первичной парторганизации ресторана, но также и какого-нибудь сельсовета, райкома комсомола, райотдела НКВД , аппарата министерства или даже ЦК КПСС советских времен. Мы намеренно взяли в качестве примеров социумы, имеющие отношение к самым разным областям жизни: к учебе, службе, работе не только в производственной, но и в научной, культурной и бытовой сферах, в том числе — коллективы, непосредственно связанные с реализацией властных функций.

Тем самым хотелось бы подчеркнуть универсальный характер концепции Людтке, для которого заводская бригада или боевой взвод это своего рода «полигон» для демонстрации возможностей Alltagsgeschichte в целом.
Микроуровневый подход предпочтителен как наиболее близкий к реальной действительности и позволяющий показать ее «изнутри».

Новая всточная политика ФРГ

По аналогии с повседневной ситуацией на заводах, где, по мнению Людтке, на практике действовало сложное переплетение формальных и неформальных отношений (как по линии «работник представитель администрации», так и внутри трудового коллектива), человеческое «своенравное упрямство» (Eigensinn) было характерно и для других сфер жизни современного общества, например для армейской службы. Здесь, на первый взгляд, действуют еще более суровые требования соблюдения дисциплины и норм соподчинения, чем на предприятии (особенно в условиях военного времени).

Но, с другой стороны, на войне тоже мало что можно сделать механическим принуждением к исполнению приказов, без «подключения» формально нигде не прописанных факторов, а именно: солдатской сметки и инициативы, сознательной жертвенности, боевого братства и взаимовыручки. А значит при реализации своих властных полномочий не только заводские менеджеры, но и боевые командиры так или иначе вынуждены были учитывать самостоятельную и, как правило, «своевольную» (eigensinnig) природу доставшегося им в подчинение «человеческого материала».

Тем более, если это надевшие солдатские шинели вчерашние рабочие, воспитанные в традициях заводского «своенравного упрямства». Со всем этим трудно не согласиться, ведь, к примеру, хорошо известно: лучший способ торпедировать приказ ненавистного заводского или армейского начальника действовать строго по уставу или по инструкциям. И хотя речь в работах Людтке чаще всего идет о реальном немецком солдате периода мировых войн, при чтении его работ невольно всплывают в памяти образы литературных современников, повлиявших на формирование определенных «культурных кодов» российских граждан, а именно: бравого солдата Швейка Я- Гашека или Василия Теркина А. Твардовского.

Какие выводы напрашиваются из вышесказанного? Реализация фиксированных норм и властных полномочий всегда сложна и опосредована. Она невозможна без учета «человеческого фактора», не просто играющего важную самостоятельную роль в истории, но и в той или иной степени влияющего на власть. Как в сторону усиления «сигналов» власти, так и — при определенных обстоятельствах — в направлении их нивелирования или даже порою сведения на «нет» (в частности, если они идут вразрез с представлениями и интересами общества).

Послевоенное устройство Германии

Конечно, подобное «своенравное упрямство» многих трудно однозначно трактовать как осознанное сопротивление рабочих представителям власти (администрации разного уровня). Скорее, это была, с одной стороны, форма вынужденной «адаптации» к определенным процессам труда, естественное желание выторговать себе более комфортные и выгодные условия работы. С другой стороны, в «своевольном упрямстве» трудно не заметить морально-этическую составляющую, связанную с осознанием собственной значимости и наличием рабочей гордости: наемный работник хотя и подчинялся требованиям администрации, но все же, что называется, все время «держал фигу в кармане».

С точки зрения тех, кому подобное «своевольное» поведение мешало осуществлять властные функции и кто вынужден был, исходя из соображений рациональности и разумности, так или иначе «поступаться властными принципами» и, скрипя зубами, считаться со «своенравным упрямством» рабочих, разнообразные проявления Eigensinn на уровне производственной повседневности виделись, конечно, в негативном свете.
 Роль государства в экономике Германии
Проще говоря, они мешали администрации, которая предпочла бы иметь бессловесных исполнителей в качестве придатка к машинам и механизмам. Однако в длительной перспективе наличие и специфические проявления Eigensinn имели куда более сложные социальные и культурные последствия.
 Германия - страна или государство?
Например, они оказывали существенное воздействие на культуру труда, на способность людей к творческому отношению к делу, к самостоятельному мышлению и к принятию ответственных решений.

Нетрудно заметить, что наблюдения А. Людтке о трудовых отношениях и его выводы относительно роли Eigensinn, сделанные на основании изучения Германии 1920— 1940-х гг., имеют во многом универсальный характер.
 Форма правления ФРГ
Вышесказанное было характерно и для ситуации в СССР. Речь может идти, вероятно, даже о более широком распространении неформальных практик и стратегий выживания внутри советского общества (в том числе и на предприятиях), нежели западно- и даже восточногерманского, что частично обуславливалось отечественными традициями (умение исхитриться и «приготовить кашу из топора» всегда было в цене) и подстегивалось хроническим дефицитом в экономике и на потребительском рынке СССР.
Характеристика немецкого государства

Федеративное устройство Германии

Любопытно, что и в данном случае теоретические обобщения и даже термины имеют в своей основе конкретно-историческую почву. В текстах Людтке активно используется ряд принципиально важных для его концепции понятий, которые, однако, вызывают трудности при буквальном переводе на русский язык. В их числе ключевое место занимает термин Eigensinn (или Eigen-Sinn). Обычно это слово, характеризующее человеческие качества, переводится как «своеволие» или «своенравное упрямство» с неодобрительным оттенком.

Но в работах А. Людтке (как правило, применительно к характеристике трудовых практик на промышленных предприятиях новейшего времени) оно трактуется как отстаивание работником определенной автономии на своем рабочем месте. На основании изучения неформальных отношений и трудовых практик Людтке приходит к выводу, что зависимость от начальства не была абсолютной: работники тем или иным путем стремились находить «ниши» в заводских порядках, чтобы «не мытьем, так катаньем», а если надо то и путем, что называется, «валяния дурака», своевольно и упрямо утверждать собственное гордое и своенравное «я» знающего себе цену трудящегося человека, в руках которого в конечном итоге материальное благополучие общества.

При этом можно обратить внимание на следующую цепочку важных закономерностей. Чем более высокой или редкой квалификацией и богатым производственным опытом обладал работник, тем более ответственная, самостоятельная и, как правило, требующая не прописанного ни в каких правилах творческого, инициативного подхода работа ему поручалась. В результате заводская администрация неминуемо оказывалась в зависимости от доброй воли такого работника и вынуждена была идти ему на уступки, пусть даже «в мелочах». Соответственно у него появлялось больше возможностей для проявления «своеволия» и расширения независимости на рабочем месте.

Политическое устройство ФРГ

Более того, реконструкция повседневных практик совершенно отчетливо показала, что тотального контроля нацистской власти над германским обществом не существовало. Даже в самых сложных ситуациях у людей имелся выбор, и на практике, оказавшись в сходной ситуации, разные люди вели себя и поступали по-разному (в том числе, например, в отношении еврейского населения, партизан или мирного населения на оккупированных территориях).

Преследуя собственные цели и интересы либо просто стремясь приспособиться и выжить, отдельные индивидуумы или социальные группы выступали как самостоятельная сила, поскольку на повседневном уровне они постоянно трансформировали либо даже были в состоянии в той или иной мере блокировать проникновение властного контроля в свою жизнь и в жизнь социума.

Но взглянем на ситуацию шире, чтобы увидеть прямые параллели и аналогии с советским прошлым. Нетрудно понять, что выводы германской Alltagsgeschichte самым безжалостным образом вбивали гвозди в крышку гроба популярной на Западе и в постсоветской России концепции «тоталитаризма», представлявшей как рядовых немцев, так и обычных советских людей безмолвными и безвольными «винтиками» диктаторской машины, якобы не имевшими собственного голоса и возможности выбора.

Другой яркий пример «беспощадного ревизионизма» взбудоражившая современную Германию документальная выставка 1995 г. по истории вермахта времен Второй мировой войны. За несколько лет в разных городах Германии ее посмотрели 800 тыс. чел. Второй, расширенный вариант выставки был представлен публике в 2001 г., а ее научным консультантом выступил А. Людтке. Эта экспозиция изменила господствовавшее прежде в Германии представление, будто зверства фашистов на оккупированных территориях лежали в основном на совести войск СС, но не армии. По словам Людтке, документы и фотографии «доказывают согласие с творившимися жестокостями и активное участие вермахта в преступлениях» .

«Изюминка» и одновременно, так сказать, главный козырь концепции «истории повседневности» тщательное исследование повседневных практик рядовых людей в конкретных жизненных ситуациях. Однако Alltagsgeschichte имеет еще две важнейшие и во многом связанные между собой особенности. Протестуя против господства «институциональной» истории, против трактовки прошлого как преимущественно истории власти, ее институтов и идей, «история повседневности» проявляет особый интерес к микроисторическим явлениям и процессам, к истории малых социумов и трудовых коллективов, а также к семейной и биографической истории.

В своих работах и устных выступлениях А. Людтке не перестает повторять, что главная задача сделать так, чтобы обычные люди «обрели в истории собственные голоса и лица». Неудивительно, что в «истории повседневности» человек выступает одновременно и как объект, и как субъект истории.

Форма государства ФРГ

Но польза оказалась взаимной. На базе реконструкции конкретных социальных практик периода национал-социализма в 1980-е гг. обозначились контуры новой научной концепции  Alltagsgeschichte. Ее появление совпало по времени с возникновением в других странах указанных выше родственных исследовательских направлений. Все это лишний раз доказывает: то, что сейчас называют «антропологическим прорывом», было на самом деле потребностью времени и своего рода вызовом «традиционной», институциональной исторической науке, исключавшей из сферы своего интереса роль и поступки, опыт и переживания «маленького человека».

Многие работы по истории повседневности не просто поднимали научную «целину», поскольку обращались к ранее не изученным или казавшимся «неважными» темам. Благодаря иному ракурсу рассмотрения они порой буквально переворачивали господствовавшие ранее и казавшиеся незыблемыми научные и общественные представления. К примеру, исследования периода нацизма на локальном уровне выявили добровольное участие многих рядовых немцев в доносительстве или преследовании своих соседей евреев, коммунистов и др. во времена фашизма. Откровением стала широкая поддержка нацистского режима со стороны немецких рабочих вчерашнего главного оплота мировой революции (данный вопрос особенно подробно исследован А. Людтке ).

Неожиданным оказалось и то, что, в зависимости от ситуации, те же самые люди могли поступать поразному то с энтузиазмом поддерживая мероприятия режима, то тихо игнорируя его указания или даже в чем-то не подчиняясь ему. Естественно, со стороны такое поведение выглядело противоречивым и нелогичным.
Это, однако, заставило задуматься о существовании «внутренней» логики в действиях людей, основанной на многофакторности реальной жизни.

Германия в мировой экономике

«История повседневности» возникла в Западной Германии в середине 1970-х гг., вначале как общественное движение, инициированное «снизу» на волне интереса рядовых немцев (особенно молодого поколения) к недавнему прошлому страны. Неминуемо всплыла крайне болезненная и долгие годы едва ли не запретная здесь тема — о реалиях жизни при Гитлере. В центре внимания оказалось отношение граждан к деятельности национал-социалистов: от соучастия в преступных акциях или «немого согласия»  до разных форм неповиновения режиму.

Реконструкция повседневных поведенческих практик первоначально велась главным образом краеведами-любителями на локальном, региональном уровне и с широким привлечением материалов «устной истории» (в первую очередь рассказов пожилых людей о пережитом).
Неудивительно, что подобная инициатива сопровождалась острыми дискуссиями. Мало того, что эта «самодеятельность» первоначально не нашла поддержки в научной среде, ведь ничем подобным германская академическая наука прежде не занималась. Но как быть с тем, что из рассказов рядовых немцев складывалась подчас совершенно иная, не «политкорректная» картина соучастия в преступлениях, нежели та, на которой настаивали ведущие ученые и политики Германии: немецкий народ был якобы всего лишь жертвой нацистских преступников, народ был обманут. Конечно, многие рядовые граждане тоже не желали «теребить кровоточащие раны» своего недавнего прошлого. Однако постепенно чаша весов склонилась в пользу начинания. Это произошло не в последнюю очередь благодаря усилиям включившихся в работу профессиональных историков (в том числе и А. Людтке), привнесших в «любительскую историю повседневности» научную составляющую.

Государствення форма Германии

Конечно, роль и место работников индустриального труда меняется в современном мире. Однако, как показывают события последних лет, эта роль, а также общественно-политический и экономический вклад трудящихся остаются в условиях современной России хотя и явно недооцененными, но все равно весомыми факторами. Для рабочих, как и для всех представителей наемного труда в целом, громадное значение приобретает умение защищать свои права и интересы.

К сожалению, при советском социализме (в силу государственного патернализма, идеологического и карательного воздействия) эти навыки у трудящихся в значительной мере атрофировались. Кроме того, старательно «вбивавшаяся» в головы в 1990-е гг. индивидуалистическая мораль (по принципу «каждый выживает в одиночку») способствовала известной атомизации общества. Наконец, политика рабочих профсоюзов, ставших в СССР придатком государственных институтов, в новой России по инерции оставалась и остается соглашательской. Но самым удивительным является то, что в стране по существу нет массовой рабочей партии.

В 1990-е гг. бывшие советские рабочие, неожиданно переставшие пользоваться прежним уважением и даже подвергнутые остракизму и насмешкам со стороны либералов, оказались не тблько в состоянии глубочайшего морального кризиса и разочарования в организованной политике, но и, как большинство населения страны, были поставлены перед необходимостью повседневной борьбы за выживание. Что именно происходило в это время в «душах» рабочих, как они пережили период кардинальных трансформаций, как воспринимался наступающий капитализм рядовыми людьми на повседневном уровне? Какие изменения произошли после приватизации на производстве внутри трудовых коллективов, во взаимоотношениях работников с администрацией, с профсоюзными лидерами и пр.?

Устройство ФРГ

В условиях экономического кризиса главным критерием для них оказалось удовлетворение собственных сиюминутных материальных потребностей (уровень оплаты труда, обеспечение семьи, возможность приобретать товары и услуги). Поэтому трудовые коллективы упорно цеплялись за те формы социального обеспечения, которые сложились при социализме.

Во-вторых, в условиях экономического коллапса 1990-х гг., сопровождавшегося повсеместными остановками и закрытием предприятий, массовыми невыплатами зарплаты и пр., рабочие обнаружили удивительную способность к выживанию и приспособляемость, выработанные за долгие годы советского опыта.

В-третьих, не сразу, но постепенно выяснилось, что все эти «совки», «люмпены» и «халявщики», как презрительно именовала либеральная публицистика людей, вышедших из советского прошлого, вовсе не чужды технологических и прочих новаций на производстве и очень даже позитивно настроены по отношению к ним.

Экологическая политика Германии

Одним из направлений исследований последнего времени стало изучение влияния социокультурных практик и традиций, сложившихся при социализме, на современную ситуацию в постсоветской России и в других странах бывшего соцлагеря. Естественно, значительное место заняло изучение поведения работников и трудовых коллективов в условиях трансформации социалистической экономики и строительства нового общества.

Для этого, в частности, авторами настоящей вводной статьи активно использовались наработки Alltagsgeschichte, связанные с документальной реконструкцией повседневных производственных и бытовых практик. Рассмотрение этого вопроса на микроуровне  на примере таких во многих отношениях «знаковых» для России предприятий, как московский металлургический завод «Серп и молот» и Волжский автозавод (ВАЗ) в Тольятти,  позволяет сделать важные выводы, которые еще требуют тщательного осмысления и интерпретации .

Во-первых, при смене общественного строя и форм собственности основная масса бывших советских рабочих выказала поразительное равнодушие к происходящему. Проще говоря, они «дистанцировались» от «большой политики».

История развития банковкской системы Германии

В последнее время возникла даже дискуссия по поводу того, можно ли работников, трудившихся на советских\предприятиях в 1930-е гг., считать полноценными рабочими либо это были «крестьяне в рабочих робах» (к примеру, Д. Хоффман намеренно назвал Москву тех лет «крестьянской столицей», так и озаглавив одну из своих книг «Peasant Metropolis»)? А может быть, в результате модернизационных сдвигов в СССР появилась новая идентичность в виде «полурабочих-полукрестьян»?

Реальное значение крестьянского «нажима» и его последствий для складывающихся именно в этот период новых социальных отношений (в том числе и в рабочей среде), для формирующихся советских культурных ценностей и норм остается неизученным. Между тем влияние деревенского прошлого на поведение советского работника на производстве и в быту дает ключ к пониманию трудностей его приспособления к современному индустриальному производству, к фабричной дисциплине и порядку.

Здесь же, видимо, кроется и секрет широкого распространения среди рабочих побочных занятий, в том числе подсобных хозяйств, садово-огороднического движения. Однако до тех пор, пока все эти вещи не будут исследованы на уровне реконструкции бытовой и производственной повседневности, данную тему нельзя считать «закрытой».

Правовое государство Германия

Но возникает закономерный вопрос: в какой мере выстроенные А. Людтке логические построения «работают» в российских условиях? Имеется ли отечественная специфика Eigensinn и в чем ее особенности? Эта тема, безусловно, требует специального исследования. В России, где на рубеже XIX—XX вв. класс наемных рабочих формировался почти исключительно из крестьян и процесс этот шел стремительно, общинное и недавнее крепостное прошлое, безусловно, накладывало свой отпечаток на специфику труда, поведения и образа жизни данного социального слоя в целом. Социалистическая индустриализация вызвала еще более решительные перемены.

Проведенная «под нее» коллективизация обернулась в конце 1920-х гг. настоящей трагедией для деревни. Толпы крестьян, бегущих от колхозов и из колхозов, перемещались в города, на стройки, заводы и фабрики. В советской историографии много писалось об их якобы успешном «переваривании в рабочем котле».

Однако на практике, как отмечали современники (например, А. М. Горький, крайне озабоченный замеченной им гибелью городской, в том числе пролетарской, культуры поддавлением, как он писал, массового нашествия в города и на заводы «дикого деревенского мужика») и что подтверждается динамикой изменений в структуре советского пролетариата, имел место обратный процесс буквальное растворение немногочисленных (после военно-революционных катаклизмов и политики «выдвижения») старых рабочих кадров в массе вчерашних деревенских жителей.

Место Германии в мировой економике

В этом заключалась коллективная судьба многих, и на этой основе вырабатывались новые формы социального поведения. Но в рабочую среду Германии во 2-й половине XIX — 1-й четверти XX в. рекрутировались не только бывшие крестьяне, но и (в большей степени, чем в России, где эта прослойка в принципе была очень узкой) лучше знакомые с индустриальным трудом и знавшие себе цену городские жители, в том числе — опытные немецкие ремесленники.

Не стоит забывать, кроме того, о наличии еще двух существенных моментов. К началу 1930-х гг. на заводах Германии значительно более «жирной», чем в России, была прослойка потомственных рабочих — хранителей пролетарских традиций. Ни в какое сравнение с русскими рабочими не шел и опыт участия немецких трудящихся в деятельности профсоюзов, рабочих партий и др. Подчеркнем: именно в этом контексте А. Людтке развивает свои мысли относительно того, что он включает в понятие Eigensinn и что оказывается в центре его рассуждений.

Образование государство Германия

Как вышло, что молодые духом рабочие-энтузиасты, «кузнецы, кующие счастия ключи», из песен времен «великих строек» социализма сменились «Ваньками», «Зинками» и «Нинками» из творчества В. Высоцкого 1970-х гг.  много пьющими и живущими от зарплаты до зарплаты, с ограниченным мещанским кругозором, примитивными интересами и уголовной лексикой?
Отвечая на подобные вопросы, действительно можно проследить кратковременные и долговременные, близкие и отдаленные («тусклые») исторические периоды не только в германской истории, о чем пишет А. Людтке, но и в истории СССР.

Исторические основания того или иного из перечисленных выше явлений проследить непросто, поскольку они, как правило, воплощались в целой последовательности исторических опытов и определяли формы поведения в коллективах и в семьях. В Германии, например, вчерашний крестьянин-индивидуалист, которому пришлось пойти на производство, прожив до этого часть своей жизни «за забором» собственного дома, не был приспособлен к свободной индустриальной мобильности и нуждался в материальной подстраховке своего существования. Только постепенно, через промежуточные ступени, он находил свою новую социальную идентичность на заводах и фабриках. Тем самым процесс адаптации «новых рабочих» носил здесь более длительный по времени и «сглаженный» характер по сравнению с Россией.