Более того, реконструкция повседневных практик совершенно отчетливо показала, что тотального контроля нацистской власти над германским обществом не существовало. Даже в самых сложных ситуациях у людей имелся выбор, и на практике, оказавшись в сходной ситуации, разные люди вели себя и поступали по-разному (в том числе, например, в отношении еврейского населения, партизан или мирного населения на оккупированных территориях).
Преследуя собственные цели и интересы либо просто стремясь приспособиться и выжить, отдельные индивидуумы или социальные группы выступали как самостоятельная сила, поскольку на повседневном уровне они постоянно трансформировали либо даже были в состоянии в той или иной мере блокировать проникновение властного контроля в свою жизнь и в жизнь социума.
Но взглянем на ситуацию шире, чтобы увидеть прямые параллели и аналогии с советским прошлым. Нетрудно понять, что выводы германской Alltagsgeschichte самым безжалостным образом вбивали гвозди в крышку гроба популярной на Западе и в постсоветской России концепции «тоталитаризма», представлявшей как рядовых немцев, так и обычных советских людей безмолвными и безвольными «винтиками» диктаторской машины, якобы не имевшими собственного голоса и возможности выбора.
Другой яркий пример «беспощадного ревизионизма» взбудоражившая современную Германию документальная выставка 1995 г. по истории вермахта времен Второй мировой войны. За несколько лет в разных городах Германии ее посмотрели 800 тыс. чел. Второй, расширенный вариант выставки был представлен публике в 2001 г., а ее научным консультантом выступил А. Людтке. Эта экспозиция изменила господствовавшее прежде в Германии представление, будто зверства фашистов на оккупированных территориях лежали в основном на совести войск СС, но не армии. По словам Людтке, документы и фотографии «доказывают согласие с творившимися жестокостями и активное участие вермахта в преступлениях» .
«Изюминка» и одновременно, так сказать, главный козырь концепции «истории повседневности» тщательное исследование повседневных практик рядовых людей в конкретных жизненных ситуациях. Однако Alltagsgeschichte имеет еще две важнейшие и во многом связанные между собой особенности. Протестуя против господства «институциональной» истории, против трактовки прошлого как преимущественно истории власти, ее институтов и идей, «история повседневности» проявляет особый интерес к микроисторическим явлениям и процессам, к истории малых социумов и трудовых коллективов, а также к семейной и биографической истории.
В своих работах и устных выступлениях А. Людтке не перестает повторять, что главная задача сделать так, чтобы обычные люди «обрели в истории собственные голоса и лица». Неудивительно, что в «истории повседневности» человек выступает одновременно и как объект, и как субъект истории.
Преследуя собственные цели и интересы либо просто стремясь приспособиться и выжить, отдельные индивидуумы или социальные группы выступали как самостоятельная сила, поскольку на повседневном уровне они постоянно трансформировали либо даже были в состоянии в той или иной мере блокировать проникновение властного контроля в свою жизнь и в жизнь социума.
Но взглянем на ситуацию шире, чтобы увидеть прямые параллели и аналогии с советским прошлым. Нетрудно понять, что выводы германской Alltagsgeschichte самым безжалостным образом вбивали гвозди в крышку гроба популярной на Западе и в постсоветской России концепции «тоталитаризма», представлявшей как рядовых немцев, так и обычных советских людей безмолвными и безвольными «винтиками» диктаторской машины, якобы не имевшими собственного голоса и возможности выбора.
Другой яркий пример «беспощадного ревизионизма» взбудоражившая современную Германию документальная выставка 1995 г. по истории вермахта времен Второй мировой войны. За несколько лет в разных городах Германии ее посмотрели 800 тыс. чел. Второй, расширенный вариант выставки был представлен публике в 2001 г., а ее научным консультантом выступил А. Людтке. Эта экспозиция изменила господствовавшее прежде в Германии представление, будто зверства фашистов на оккупированных территориях лежали в основном на совести войск СС, но не армии. По словам Людтке, документы и фотографии «доказывают согласие с творившимися жестокостями и активное участие вермахта в преступлениях» .
«Изюминка» и одновременно, так сказать, главный козырь концепции «истории повседневности» тщательное исследование повседневных практик рядовых людей в конкретных жизненных ситуациях. Однако Alltagsgeschichte имеет еще две важнейшие и во многом связанные между собой особенности. Протестуя против господства «институциональной» истории, против трактовки прошлого как преимущественно истории власти, ее институтов и идей, «история повседневности» проявляет особый интерес к микроисторическим явлениям и процессам, к истории малых социумов и трудовых коллективов, а также к семейной и биографической истории.
В своих работах и устных выступлениях А. Людтке не перестает повторять, что главная задача сделать так, чтобы обычные люди «обрели в истории собственные голоса и лица». Неудивительно, что в «истории повседневности» человек выступает одновременно и как объект, и как субъект истории.
Keine Kommentare:
Kommentar veröffentlichen