«История повседневности» возникла в Западной Германии в середине 1970-х гг., вначале как общественное движение, инициированное «снизу» на волне интереса рядовых немцев (особенно молодого поколения) к недавнему прошлому страны. Неминуемо всплыла крайне болезненная и долгие годы едва ли не запретная здесь тема — о реалиях жизни при Гитлере. В центре внимания оказалось отношение граждан к деятельности национал-социалистов: от соучастия в преступных акциях или «немого согласия» до разных форм неповиновения режиму.
Реконструкция повседневных поведенческих практик первоначально велась главным образом краеведами-любителями на локальном, региональном уровне и с широким привлечением материалов «устной истории» (в первую очередь рассказов пожилых людей о пережитом).
Неудивительно, что подобная инициатива сопровождалась острыми дискуссиями. Мало того, что эта «самодеятельность» первоначально не нашла поддержки в научной среде, ведь ничем подобным германская академическая наука прежде не занималась. Но как быть с тем, что из рассказов рядовых немцев складывалась подчас совершенно иная, не «политкорректная» картина соучастия в преступлениях, нежели та, на которой настаивали ведущие ученые и политики Германии: немецкий народ был якобы всего лишь жертвой нацистских преступников, народ был обманут. Конечно, многие рядовые граждане тоже не желали «теребить кровоточащие раны» своего недавнего прошлого. Однако постепенно чаша весов склонилась в пользу начинания. Это произошло не в последнюю очередь благодаря усилиям включившихся в работу профессиональных историков (в том числе и А. Людтке), привнесших в «любительскую историю повседневности» научную составляющую.
Реконструкция повседневных поведенческих практик первоначально велась главным образом краеведами-любителями на локальном, региональном уровне и с широким привлечением материалов «устной истории» (в первую очередь рассказов пожилых людей о пережитом).
Неудивительно, что подобная инициатива сопровождалась острыми дискуссиями. Мало того, что эта «самодеятельность» первоначально не нашла поддержки в научной среде, ведь ничем подобным германская академическая наука прежде не занималась. Но как быть с тем, что из рассказов рядовых немцев складывалась подчас совершенно иная, не «политкорректная» картина соучастия в преступлениях, нежели та, на которой настаивали ведущие ученые и политики Германии: немецкий народ был якобы всего лишь жертвой нацистских преступников, народ был обманут. Конечно, многие рядовые граждане тоже не желали «теребить кровоточащие раны» своего недавнего прошлого. Однако постепенно чаша весов склонилась в пользу начинания. Это произошло не в последнюю очередь благодаря усилиям включившихся в работу профессиональных историков (в том числе и А. Людтке), привнесших в «любительскую историю повседневности» научную составляющую.
Keine Kommentare:
Kommentar veröffentlichen