Развитие капитализма в Германии

Именно в малых социумах естественным образом происходит «пересечение» дискурсов власти и подчинения, находят свое конкретное преломление и отражение господствующие политические, экономические, этнонациональные и иные тенденции. Но, кроме того, здесь есть место личным симпатиям и антипатиям, профессионализму и некомпетентности, компанейщине, мужскому шовинизму и женской солидарности, неформальным отношениям и эмоциям, которые как это и бывает в реальности тоже выступают в качестве значимых исторических факторов.

В таком контексте представленная в данном сборнике А. Людтке программа «истории повседневности» видится уже не как «история быта, нравов и личной жизни» (хотя, конечно, в любом социуме и эти моменты немаловажны), но значительно шире — как концепция изучения прошлого через историю повседневных социальных практик в любых сферах и на всех «этажах» жизни общества.

Но возникает закономерный вопрос: где взять адекватные источники? Здесь мы переходим ко второй особенности Alltagsgeschichte. Ее претензии на то, чтобы перевернуть саму логику исторического построения, требуют и иного подхода к источниковой базе исследования. Речь идет как о просеивании под иным ракурсом информации из уже известных «традиционных» источников, так и о более широком привлечении «внеинституциональных» (не делопроизводственных) документов, которые ранее академическая наука либо просто игнорировала, либо считала «второстепенными».

Но, оказывается, именно они позволяют дополнить властный дискурс человеческим, чувственно-эмоциональным восприятием, показав историю «снизу», глазами «маленького человека». Сказанное в полной мере относится и к современной российской историографии, в которой сохранился перекос в сторону трактовки прошлого как истории власти и «великих правителей».