Один из показательных примеров такого рода из отечественной истории 1930-х гг. ожесточенная борьба администрации и общественных организаций московского Метростроя с кессонщиками и с представителями других уникальных рабочих профессий, связанных с проведением ответственных подземных работ. В изданных в 1935 г. в Москве сборниках воспоминаний «Рассказы строителей метро» и «Как мы строили метро» подробно описывалось, как собранные по всей стране в начале 1930-х гг. для строительства столичного метро квалифицированные кессонщики, считавшие себя «незаменимыми» и «рабочей элитой», проявляли «рабочую спесь».
Они категорически не хотели делиться секретами своего мастерства и даже брать «чужаков» в бригаду; пренебрежительно, с гонором относились на работе и в быту к другим, особенно к мобилизованным на Метрострой молодым комсомольцам (например, норовили подойти и демонстративно взять продукты в заводском магазине вне очереди); говорили «на своем языке», устраивали во время смены чужакам «розыгрыши» и намеренно пугали молодежь небылицами о вреде их профессии для здоровья; «нагло» вели себя с администрацией и стремились, пользуясь незаменимостью, диктовать ей свои условия труда и зарплаты. Вопрос о том, какими способами и насколько успешно властью велась борьба с проявлениями Eigensinn в советских условиях, остается совершенно неизученным.
Характеризуя взаимоотношения немецких рабочих с заводской администрацией, А. Людтке обращает внимание на то, что они строились по линии не только формального соподчинения, но и неформального «вынужденного прагматизма». В этой связи показателен пример из советской истории: в условиях драконовских законов военных лет, когда даже незначительные дисциплинарные проступки рабочих карались в уголовном порядке, руководители предприятий, дабы не оказаться без рабочей силы и не провалить плановые задания, на практике нередко «закрывали глаза» на мелкие дисциплинарные нарушения со стороны работников, в особенности если речь шла о квалифицированных специалистах. Однако сделать вывод о подобном «выборочном» исполнении закона со стороны администрации завода оказалось возможным только после обращения исследователей к изучению повседневных практик на «низовом уровне».
Они категорически не хотели делиться секретами своего мастерства и даже брать «чужаков» в бригаду; пренебрежительно, с гонором относились на работе и в быту к другим, особенно к мобилизованным на Метрострой молодым комсомольцам (например, норовили подойти и демонстративно взять продукты в заводском магазине вне очереди); говорили «на своем языке», устраивали во время смены чужакам «розыгрыши» и намеренно пугали молодежь небылицами о вреде их профессии для здоровья; «нагло» вели себя с администрацией и стремились, пользуясь незаменимостью, диктовать ей свои условия труда и зарплаты. Вопрос о том, какими способами и насколько успешно властью велась борьба с проявлениями Eigensinn в советских условиях, остается совершенно неизученным.
Характеризуя взаимоотношения немецких рабочих с заводской администрацией, А. Людтке обращает внимание на то, что они строились по линии не только формального соподчинения, но и неформального «вынужденного прагматизма». В этой связи показателен пример из советской истории: в условиях драконовских законов военных лет, когда даже незначительные дисциплинарные проступки рабочих карались в уголовном порядке, руководители предприятий, дабы не оказаться без рабочей силы и не провалить плановые задания, на практике нередко «закрывали глаза» на мелкие дисциплинарные нарушения со стороны работников, в особенности если речь шла о квалифицированных специалистах. Однако сделать вывод о подобном «выборочном» исполнении закона со стороны администрации завода оказалось возможным только после обращения исследователей к изучению повседневных практик на «низовом уровне».
Keine Kommentare:
Kommentar veröffentlichen